5 декабря 1820 года в усадьбе Новосёлки Мценского уезда Орловской губернии родился Афанасий Фет.
Родившийся в Новоселках и выросший в них, сын русского помещика Афанасия Шеншина не имел права называть себя русским дворянином. Дело вот в чем. Лечившийся в Германии Шеншин увез от мужа Шарлотту Фет, родившую мальчика через месяц по прибытии в Россию. Этому мальчику было дано имя Афанасий.В четырнадцатилетнем возрасте ему пришлось перенести потрясение. Духовные власти Орла обнаружили, что мальчик родился до брака Шарлотты Фет с Афанасием Шеншиным. В отличие от младших братьев и сестер, законно именовавшихся Шеншиными, он должен был называться Фетом, что было для него несчастьем.
На протяжении многих лет он мечтает о восстановлении права именоваться Шеншиным, то есть быть помещиком и принадлежать к дворянской России.Он решает стать военным и в 1845 году поступает в кавалерийский полк: офицерский чин давал в то время дворянство. За двенадцать лет он дослужился только до поручика, а дворянство мог дать только чин полковника. В 1860 году он покупает землю в Мценском уезде и надолго погружается в хозяйственные заботы. К старости он разбогател, продал свою Степановку, купил Воробьевку и особняк в Москве. Летние месяцы Фет проводит в усадьбе, а остальное время живет в Москве, много пишет, переводит, добивается званий и почета. Выхлопотав право принадлежать к роду Шеншиных, получив дворянство, поэт все же сохранил за собой имя своего настоящего отца – дармштадского судебного чиновника. Под именем Фет он был к тому времени известен русской читающей публике.
Была в жизни Фета и трагическая любовь. В годы военной службы Афанасий познакомился с Марией Лазич. Молодые люди полюбили друг друга, но, увы, расстались. По понятиям Фета, бедность его и Лазич делала невозможным их брак. Последовала насильственная разлука. Вскоре девушки не стало. Она сгорела (несчастный случай или самоубийство – неизвестно). Афанасий всю жизнь не мог уйти от этой трагедии. До глубокой старости он писал стихи, обращенные к ней, к своей загубленной любви.
Природа – любовь – творчество… Вот треугольник, условно очерчивающий и вбирающий в себя все пространство фетовской лирики. Для всех прикасающихся к лирике Фета через столетие после её создания важна прежде всего её одухотворенность, душевная пристальность, нерастраченность молодых сил жизни и восприятия ее, трепет весны и прозрачная мудрость осени. За фетовской лирикой сквозит чистая синева и душевность, легкая, озаренная солнцем рассветная дымка и обнадеженность.
Окунитесь в мир поэзии Афанасия Фета и вы получите массу удовольствия!
БУДУЩЕМУ ЧИТАТЕЛЮ
Хоть стих наш устарел, но преклони свой слух
И знай, что их уж нет, когда-то бодро певших,
Их песня замерла, и взор у них потух,
И перья выпали из рук окоченевших!
Но смерть не все взяла. Средь этих урн и плит
Неизгладимый след минувших дней таится;
Все струны порвались, но звук еще дрожит,
И жертвенник погас, но дым еще струится.
И знай, что их уж нет, когда-то бодро певших,
Их песня замерла, и взор у них потух,
И перья выпали из рук окоченевших!
Но смерть не все взяла. Средь этих урн и плит
Неизгладимый след минувших дней таится;
Все струны порвались, но звук еще дрожит,
И жертвенник погас, но дым еще струится.
ВЕСЬ ВЕШНИЙ ДЕНЬ СРЕДИ СТРЕМЛЕНЬЯ...
Весь вешний день среди стремленья
Ты безотрадно провела
И след улыбки утомленья
В затишье ночи принесла.
Но, верить и любить готова,
Душа к стопам твоим летит,
И всё мне кажется, что снова
Живее цвет твоих ланит.
Кто, сердцеведец, разгадает —
Что в этом кроется огне?
Былая скорбь, что угасает,
Или заря навстречу мне?
Ты безотрадно провела
И след улыбки утомленья
В затишье ночи принесла.
Но, верить и любить готова,
Душа к стопам твоим летит,
И всё мне кажется, что снова
Живее цвет твоих ланит.
Кто, сердцеведец, разгадает —
Что в этом кроется огне?
Былая скорбь, что угасает,
Или заря навстречу мне?
В БЛАГОСЛОВЕННЫЙ ДЕНЬ, КОГДА СТРЕМЛЮСЬ ДУШОЮ...
В благословенный день, когда стремлюсь душою
В блаженный мир любви, добра и красоты,
Воспоминание выносит предо мною
Нерукотворные черты.
Пред тенью милою коленопреклоненный,
В слезах молитвенных я сердцем оживу
И вновь затрепещу, тобою просветленный, —
Но всё тебя не назову.
И тайной сладостной душа моя мятется;
Когда ж окончится земное бытие,
Мне ангел кротости и грусти отзовется
На имя нежное твое.
В блаженный мир любви, добра и красоты,
Воспоминание выносит предо мною
Нерукотворные черты.
Пред тенью милою коленопреклоненный,
В слезах молитвенных я сердцем оживу
И вновь затрепещу, тобою просветленный, —
Но всё тебя не назову.
И тайной сладостной душа моя мятется;
Когда ж окончится земное бытие,
Мне ангел кротости и грусти отзовется
На имя нежное твое.
ВЗДОХ
Быть может, всё оставило поэта, —
Душа, не плачь, не сетуй, не грусти!
Зачем любить и требовать ответа?
Ты изрекла мне вечное прости.
Но будет жизнь за жизнию земною,
Где буду вновь и светел и любим,
Где заблещу прославленной звездою,
Где я сольюсь с дыханием твоим!
Душа, не плачь, не сетуй, не грусти!
Зачем любить и требовать ответа?
Ты изрекла мне вечное прости.
Но будет жизнь за жизнию земною,
Где буду вновь и светел и любим,
Где заблещу прославленной звездою,
Где я сольюсь с дыханием твоим!
ОПЯТЬ Я ОЧНУЛСЯ С ПРИРОДОЙ!...
Опять я очнулся с природой!
И кажется, вновь надо мной
Все радостно грезит свободой,
Все веет и дышит весной.
Опять в безотчетном томленьи,
Усталый, предавшись труду,
Я дней без труда и волненья
С каким-то волнением жду.
И слышу, как жизнь молодая
Желания будит в крови,
Как сердце дрожит, изнывая
Тоской беспредметной любви…
Опять эти звуки былого,
И счастья ребяческий бред…
И все, что понятно без слова,
И все, чему имени нет.
И кажется, вновь надо мной
Все радостно грезит свободой,
Все веет и дышит весной.
Опять в безотчетном томленьи,
Усталый, предавшись труду,
Я дней без труда и волненья
С каким-то волнением жду.
И слышу, как жизнь молодая
Желания будит в крови,
Как сердце дрожит, изнывая
Тоской беспредметной любви…
Опять эти звуки былого,
И счастья ребяческий бред…
И все, что понятно без слова,
И все, чему имени нет.